Луи Армстронга, скончавшегося 6 июля 1971 года, оплакивали десятки миллионов людей во всем мире. В их памяти он остался как обаятельное дитя природы, прославившееся исполнением таких великолепных ме­лодий, как «Hello, Dolly» и «Blueberry Hill». Для широ­кой публики Армстронг был веселым, жизнерадостным артистом, как он сам себя называл, «развлекателем», всегда готовым доставить удовольствие зрителям смеш­ными гримасами и забавной болтовней. Они знали, что их «Сэчмо» не только поет глуховатым, чуть хриплым голосом, но и играет на трубе. Однако в целом сложив­шееся стереотипное представление об Армстронге слишком уж напоминает образ популярного, всеми лю­бимого клоуна.

Лишь немногие знали другого Армстронга, но и они были бы поражены, скажи им кто-нибудь, что это один из крупнейших музыкантов XX века, может быть, даже самый крупный музыкант нашего времени, потому что он едва ли не в одиночку, «реконструировав» ранний джаз, поднял его на новый качественный уровень, ока­зав тем самым решающее влияние на музыкальные те­чения, которые впоследствии из него вышли. Это рок и его разновидности, словом, вся та современная музыка, которая ежедневно исполняется по телевидению, в ки­но, театрах, лезет нам в уши в супермаркетах, лифтах, цехах, офисах. Его влияние испытала даже так называе­мая «классическая» музыка Копленда, Мийо, Пуленка, Онеггера и других авторов. Если бы не было Армстрон­га, то и весь наш современный музыкальный мир был бы иным. Вот почему его можно считать величайшим музыкальным гением своей эпохи.

Нет ничего удивительного в том, что именно Л. Арм­стронг сыграл такую решающую роль. Во многих отно­шениях он был типичным представителем своего вре­мени. Прежде всего, он был американцем, а ведь тогда весь мир смотрел на Соединенные Штаты как на источ­ник новых идей, нового образа мышления, новых под­ходов к решению проблем. Кроме того, Армстронг - негр, а то были годы, когда борьба цветных народов за равноправие превратилась в крупнейшее политическое движение на мировой арене. Наконец, напомним, что в XX веке основной задачей нашего искусства и филосо­фии стало раскрытие личности, ее стремления к само­выражению. Творческий гений Армстронга впервые позволил выявить те возможности, которые заложены в музыкальной импровизации. Сама идея импровизации принадлежит, разумеется, не ему. Она стара как мир. Однако на протяжении всей долгой истории западной музыки импровизация никогда не играла той ведущей роли, которую она приобрела с момента зарождения джаза. Огромным было влияние Армстронга и на ис­полнительскую манеру молодых музыкантов его эпохи. Бывает так, что кто-то один, собрав в своих руках все нити, начинает ткать из них совершенно новый узор. Именно таким человеком в музыке стал Луи Армстронг.

Жизнь Армстронга вместила в себя не одну, а целых три типично американские драмы. Это драма человека, который, оступившись в юности, достиг затем вершин славы и богатства. Мало сказать, что у Армстронга было трудное детство. Он вышел из самых низших слоев об­щества, что не помешало ему к концу жизни стать од­ним из наиболее известных и состоятельных людей в мире. Вторая его драма - это драма одаренного артиста, запутавшегося в сетях индустрии развлечений, по­знавшего все ее неприглядные стороны и в конце кон­цов под давлением внешних обстоятельств и в силу соб­ственных слабостей вынужденного изменить самому себе. Это, наконец, драма мальчика из простой бедной семьи, ставшего ведущей звездой эстрады и всеми сила­ми старавшегося удержаться на уровне тех требований, которые предъявляло его положение.

Биография Армстронга - подлинно американская история. К сожалению, о многом в его жизни мы знаем только понаслышке. История джаза сохранилась лишь в памяти людей старшего поколения. Нет ни одного до­кумента, который бы проливал свет на то, как жил Луи до восемнадцати лет. Не сохранились ни его свидетель­ство о рождении, ни школьные дневники, ни семейная Библия. Не осталось ни писем, ни личных дневников, ни газетных вырезок. Все, что мы знаем о нем, расска­зал нам он сам или его современники, теперь уже пожи­лые люди. Кое о чем мы можем догадаться и сами, зная, в каких условиях он рос и формировался. Но такие ис­точники всегда ненадежны. Армстронг считается авто­ром двух книг1, одну из которых, видимо, действитель­но написал он сам. Но приводимые в них сведения тоже весьма сомнительны. Не вызывают доверия и многие воспоминания о нем. Пожилым людям свойственна за­бывчивость. Они многое путают, придумывают то, чего на самом деле никогда не было. Но, хотя многие детали жизни Армстронга до сих пор остаются неизвестными, основные моменты его биографии ясны.

Главной нитью среди тех, из которых Армстронг ткал свои музыкальные узоры, была атмосфера, дух Но­вого Орлеана, города, расположенного на самом юге Соединенных Штатов. Уже одно это определяет очень многое; но надо сказать, что Новый Орлеан не во всем соответствовал представлениям о типичном южноаме­риканском городе. Его нравы и привычки в чем-то от­личались от тех, что царили в Сент-Луисе, Мемфисе или Атланте. Основанный в 1718 году Жаном Батистом Ле Муаном на берегу реки Миссисипи недалеко от ее устья. Новый Орлеан стал частью французской импе­рии, возникшей на берегах Карибского моря. Ее про­цветание было целиком основано на выращивании са­харного тростника, чем занимались привозимые из Аф­рики рабы. С первых дней своего существования город ориентировался не столько на северных, сколько на южных соседей.

Совсем рядом, вдоль Атлантического побережья, к северу и востоку от Нового Орлеана располагались американские колонии. Но политические, культурные и экономические связи Новый Орлеан развивал не с ними, а с близкими ему по духу французскими колониями района Карибского моря. Скорее католический, чем протестантский, с населением, говорящим преимущественно на французском, а не на английском языке. Новый Орлеан во всем, что касалось нравственности и морали, подражал не Лондону, а Парижу, где в те годы господствующее влияние на умы оказывали свободо­мыслящие философы-просветители. В то время как в северных колониях континента, заселенных пуритана­ми, только-только начинало ослабевать господство кальвинизма с его суровыми заповедями, требованием к каждому неуклонно соблюдать свой долг, новоорлеанцы вдохновлялись идеями французских вольнодум­цев, сторонников предоставления гражданам широких прав. Французские поселенцы в Луизиане считали само собой разумеющимся то, что жизнью надо уметь насла­ждаться и что удовольствий никогда не может быть слишком много. Их отношение к проститу­ции с самого начала отличалось большой терпимостью, а тяжкий труд рассматривался не как дорога в рай. ка­ким его считали колонисты Новой Англии, а как неиз­бежное зло. Один из современников называл поселен­цев Луизианы, многие из которых приехали из фран­цузской Канады, «подонками». По его словам, для них характерны были праздность и отсутствие какого-либо честолюбия.

В итоге благодаря либерализму верхов Нового Ор­леана и «распущенности» его рядовых граждан в городе создалась та атмосфера терпимости, которую в любом другом североамериканском городе сочли бы амораль­ной.

Господство подобных нравов, разумеется, мешало развитию колонии. Но гораздо в большей степени оно сдерживалось нехваткой рабов. Поскольку Карибские острова были ближе к источникам пополнения рабочих рук, чем Луизиана, их обитатели перехватывали прибывающих из Африки невольников. Как считает извест­ный историк и исследователь джаза Куртис Джерд, ос­новной наплыв черных рабов в Луизиану произошел в самом конце Гражданской войны, когда плантаторы-то­ри, опасаясь расправы со стороны победителей-севе­рян, бежали на Юг в надежде обрести там безопасность. При этом они прихватывали с собой и рабов. Поэтому вполне возможно, что предки Армстронга прибыли в Новый Орлеан пешком из Джорджии или Каролины, а не на работорговом судне со стороны Карибского моря.

Когда в 1803 году Соединенные Штаты приобрели у Франции Луизиану, а вместе с ней и Новый Орлеан, начался процесс американизации. В город стали при­бывать азартные дельцы, чтобы найти применение сво­им капиталам, охотники за пушным зверем, лесорубы и барочники, чтобы продать свои товары и потратить за­работанные деньги. Многие из них настолько ассими­лировались, что перешли с английского языка на фран­цузский. Еще охотнее они восприняли господствовав­шие в городе либеральные нравы, которые, по всей ве­роятности, пришлись им больше по душе, чем суровая мораль кальвинизма, еще сохранявшего свое влияние на Севере. Во всяком случае, и после присоединения Луизианы к Соединенным Штатам новоорлеанцы про­должали пить вино, развлекаться на балах и содержать любовниц.

К началу XIX века город, вставший на месте соеди­нения великого американского речного пути с морем, превратился в крупный порт, где процветала посредни­ческая торговля хлопком, живым скотом и сахаром. Наиболее удачливые сколачивали целые состояния, в городе строились огромные здания. Благодаря выгод­ному расположению Нового Орлеана дела в нем шли хорошо и после окончания Гражданской войны. Лишь в конце XIX века, когда вместо канатов и рек главными транспортными артериями стали железные дороги, бла­годенствие Нового Орлеана оказалось подорванным. Ко времени рождения Армстронга жизнь в городе стала тяжелее. Новый Орлеан оказался как бы на обочине экономического развития, в стороне от тех дорог, кото­рые связывали богатые равнины Запада с рынками го­родов на Востоке страны. Он становился все более про­винциальным и отсталым. Так же как в других амери­канских городах, возникали всевозможные проблемы, связанные с иммиграцией населения, хаотичной за­стройкой и плохим управлением.

Новый Орлеан строился на болоте, и во многих мес­тах почвенные воды находились всего лишь в тридцати сантиметрах от поверхности. Поэтому было очень труд­но, а в некоторых районах просто невозможно прокла­дывать подземные коммуникации - газопровод, кана­лизацию, линии метро, то есть то, что имелось в других больших городах Соединенных Штатов. В свое время Новый Орлеан был известен как «единственный круп­ный населенный пункт в Западном полушарии, не имеющий канализационной системы»2. Первая очередь канализации была сооружена лишь в 1892 году, и клар­нетист Джордж Льюис утверждал, что он еще помнит сточные канавы Французского квартала, заполненные по щиколотку нечистотами. А во времена Армстронга в беднейших кварталах уборные, как правило, располага­лись во дворе.

Вот что писал о Новом Орлеане контрабасист Джордж «Попс» Фостер: «В те годы город тонул в непролазной грязи. Лишь на некоторых улицах проезжая часть была засыпана гравием, и уж совсем немногие, такие, как Кэнал-стрит, вымощены булыжником»3. Свирепствова­ла преступность, хотя в этом отношении Новый Орлеан не очень отличался от других американских городов и вообще от всех промышленных центров. Напитки и нар­котики стоили дешево. Особенно легко было достать кокаин, который для многих бедняков стал единствен­ной отрадой, дающей возможность забыть о жизненных невзгодах. Полицейские отличались продажностью, да и таких-то стражей всегда не хватало. Короче говоря, Новый Орлеан был «отвратительным, сырым местом. К тому же буйным, распущенным, плохо управляемым городом»4. Разумеется, всеми этими неприглядными приметами обладал не только Новый Орлеан, но здесь из-за жары, сырости и отсутствия канализации они ощу­щались гораздо острее. Иногда приходится слышать, что Л. Армстронг был несколько вульгарен. Действи­тельно, ему ничего не стоило, например, послать в ка­честве рождественского поздравления фотографию, где он запечатлен сидящим на унитазе. Или вспомним о его просто-таки навязчивом желании постоянно обсуждать вслух проблемы своего стула. Удивляться этому не сто­ит. Нельзя забывать, в каких условиях рос Луи. Самые грубые, неприглядные стороны быта не были скрыты от чьих-либо глаз.

Но Новый Орлеан отличался не только грязью и преступностью. В воспоминаниях джазовых музыкан­тов начала XX века постоянно сквозит ностальгия по прошлому, по уходящим «лучшим временам». Конечно, эти люди были тогда очень бедны. Недаром они так часто рассуждают о еде: о горшочках супа из стручков бамии, о красных бобах с рисом и сэндвичах со свини­ной. Показательно, что речь идет не о какой-либо haute cuisine5, а всегда о самой что ни на есть простой пище.

Мне кажется, в ту пору для многих из них самым боль­шим удовольствием было сытно поесть. Но, несмотря на крайнюю нищету, они умели наслаждаться жизнью, и город, в котором они жили, казалось, был создан для того, чтобы доставлять людям удовольствия.

Увеселительные кварталы существовали, конечно, не только в Новом Орлеане, но мало в каком другом го­роде стремление к удовольствиям воспринималось каж­дым, независимо от его социальной принадлежности, как совершенно естественное желание. На северном побережье озера Пончартрейн вырос целый комплекс заведений, предназначенных для отдыха. Люди приез­жали сюда, чтобы спастись от жары, поплавать, поесть и выпить, поиграть в карты и послушать музыку. В не­которые из них допускались цветные. Впрочем, они могли развлекаться и в самом городе, в парках Лин­кольна и Джонсона. Особенно хорошо устроен был первый. В нем имелось «огромное, похожее на конюш­ню здание, разделенное внутри на залы и отдельные комнаты, и плюс к тому открытый павильон»6. В парке можно было устроить пикник, покататься на роликах, потанцевать. Иногда по воскресеньям здесь запускали воздушный шар или показывали немые фильмы. Распо­ложенный через улицу парк Джонсона был попроще. Но и в том, и в другом играли свои оркестры, и юному Армстронгу, тогда еще начинающему музыканту, ино­гда дозволялось попробовать там свои силы.

Особенно важную роль в жизни Армстронга сыгра­ло то обстоятельство, что Новый Орлеан был, безуслов­но, самым музыкальным городом Соединенных Шта­тов, а возможно, и всего Западного полушария. На каж­дой улице звучала музыка. Десятки разных ансамблей ежедневно выступали на танцевальных вечерах, играли на парадах. В городе были и свои симфонические орке­стры. Случалось, что одновременно здесь показывали спектакли сразу три оперные труппы. Уже в 1830 году в Новом Орлеане было создано негритянское филармо­ническое общество, оркестр которого регулярно давал концерты.

Такая неуемная потребность в музыке объяснялась, прежде всего, ролью, которую в общественной жизни города играли танцы. В XVIII-XIX веках в Америке, как и повсюду, они были такой же важной частью бы­тия, какой в XX веке стал спорт. Но в Новом Орлеане увлечение танцами, как заметил один северянин, дош­ло до «невероятных крайностей. Ни жестокий холод, ни гнетущая жара не могли погасить стремление его жите­лей к развлечениям»7.

Музыка в Новом Орлеане исполнялась не только на танцах. Она сопутствовала почти каждому событию в жизни человека. На свадьбах и на похоронах звучал не один лишь орган. Часто приглашался целый оркестр, который исполнял мелодии и в церкви, и над открытой могилой, а потом еще и по дороге с кладбища. Оркест­ры играли на пикниках, на вечеринках, на открытии новой лавки, на спортивных соревнованиях и, наконец, просто так, для удовольствия. Вот какую привлекатель­ную картину царившей в городе атмосферы нарисовал новоорлеанский гитарист Денни Баркер:

«Мои самые приятные воспоминания детства, про­веденного в Новом Орлеане, связаны с музыкой. Ино­гда мы, стайка играющих на улице ребятишек, слышали вдруг ее звуки. Это было как чудо, как северное сияние. Музыка звучала совершенно отчетливо, но где именно, сразу понять было трудно. Потоптавшись на месте, мы бросались в какую-нибудь сторону с воплями: «Это там! Это там!» Нередко, пробежав какое-то расстояние, мы обнаруживали, что играют совсем в другом месте. Но мы знали, что в любой момент она может раздаться со­всем рядом, потому что город был наполнен звуками»8

А вот что пишет «Попс» Фостер: «Воскресенья на озере были праздничными днями. Вдоль побережья и в Миленбурге собирались одновре­менно от тридцати пяти до сорока оркестров. Каждый клуб организовывал пикник, на котором играл или его собственный ансамбль, или приглашенный со стороны. Весь день новоорлеанцы угощались куриным супом со стручками бамии, красными бобами и рисом, барбекю9, пили пиво и красное вино. Одни танцевали под музыку, другие ее слушали, третьи купались, катались на лод­ках, прогуливались по дамбам. Что же касается поне­дельника, то он полностью принадлежал сутенерам, про­ституткам, карманникам и... музыкантам. В этот день они отправлялись на озеро, чтобы немного погулять и от­дохнуть. Вечером в павильонах устраивались танцы»10.

С первых дней своей жизни Луи Армстронг, можно сказать, буквально купался в музыке, причем музыке живой, исполняемой рядом с ним. Постоянно общаясь с музыкантами, он невольно подражал им, точно так же, как дети подражают родителям. Не много можно назвать других городов со столь развитыми музыкаль­ными традициями, причем именно уличной музыки. В городах на севере страны холодная зима загоняет му­зыкантов в помещение как минимум на полгода. В Но­вом Орлеане мелодии звучали на улицах круглый год.

Особенно важное место занимала музыка в жизни негров. Малообразованные, влачившие жалкое сущест­вование, они просто не знали никаких других развлече­ний. Литература оказывалась для них недоступной, так как многие были или совсем неграмотны, или с трудом читали по слогам. Запретив неграм вход в музеи, театры и концертные залы, их лишили живописи, оперы, бале­та, драмы. Радио, телевидение, кино, журналы - все это было не для них. Лишь немногие имели пластинки и покупали местные газеты, обычно бульварные. Таким образом, огромный мир искусства, которое играет та­кую большую роль в нашей эмоциональной жизни, су­ществовал не для них. У них не было ничего, кроме му­зыки, которую они сами же и исполняли, и танцев. Му­зыка заменяла им и телевизор, и театр, и радио, и все остальное. В той среде, где вырос Армстронг, она игра­ла огромную роль.

Еще одна характерная особенность города заключа­лась в том, что у его жителей было чрезвычайно развито чувство привязанности к семье, к своему клану. Все, кто жил в одном квартале, вместе работали, страдали от одних и тех же унижений, все они держались друг за друга, поскольку это в какой-то степени облегчало их существование. Так как Новый Орлеан довольно долго был изолирован от других городов Америки, его населе­ние увеличивалось главным образом за счет естествен­ного прироста. Родившиеся в городе в нем и умирали. В Новом Орлеане и его окрестностях встречались нег­ритянские семьи, многие поколения которых жили на одном и том же месте. Ко времени рождения Армстрон­га насчитывалось немало семей креолов, людей со сме­шанной кровью, которые также обитали в городе уже в течение целого века. Очень сильна была традиция, в со­ответствии с которой сын наследовал профессию отца, включая и ремесло музыканта. И сегодня там есть орке­стры, где играют музыканты трех поколений одной се­мьи. Чаще всего это семьи темнокожих креолов. На­пример, семья Барбэрин, начиная еще с XIX века, со­стояла из одних музыкантов.

Эта приверженность к семье и особенно к своему клану сыграла важную, а может быть, даже решающую роль в духовном развитии Армстронга. Отцу он был без­различен, на мать надеяться тоже не приходилось. Ро­дители часто оставляли его без присмотра, и тогда он мог рассчитывать только на заботу соседок, многие из которых были проститутками. Когда маленький Луи в очередной раз оказывался один, без еды, они брали его к себе и присматривали за ребенком. Много лет спустя Армстронг назовет этих женщин «сестрами, которые практически вырастили меня». В этих условиях только клан мог обеспечить ему безопасность, и если в детстве он развивался более или менее нормально, то лишь бла­годаря этому суррогату семьи.

Луи Армстронг рос в городе разительных контра­стов - огромных состояний и крайней нищеты. Рядом с провинциальностью и старомодностью в Новом Ор­леане удивительно уживалась терпимость к требовани­ям плоти. Та чувственность, которую в других американских городах стыдливо прятали под юбку виктори­анской морали, здесь проявлялась открыто. Повсюду процветала проституция, спиртные напитки были основным предметом торговли, легко было достать любые наркотики. В то время как по всей стране смешение рас считалось недопустимым, в Новом Орлеане самые ува­жаемые граждане города открыто заводили любовниц-квартеронок.

По воскресеньям компании джентльменов из ста­рых состоятельных семей - юристы, законодатели, предприниматели, управлявшие городом по праву, при­надлежавшему им от рождения, - могли целую ночь предаваться разгулу в публичных домах, бросая на ветер сотни и даже тысячи долларов, а на следующее утро, встретившись в своих офисах, как ни в чем не бывало обсуждать дела.

Следует помнить, что во времена Армстронга отдель­ные города, поселки и регионы страны гораздо сильнее, чем сегодня, отличались друг от друга, имели более ярко выраженную индивидуальность. Подростком Арм­стронг никогда не удалялся от дома дальше чем на пять миль. До двадцати лет он практически ни разу не поки­дал Новый Орлеан. Он почти ничего не читал, кроме школьных учебников для начальных классов. Лишь из­редка ему на глаза попадались местные газеты. Новый Орлеан был для него весь мир. Сегодня место, где прошли детские годы, уже не накладывает того отпечатка на человека, которым отметил Армстронга его родной город. После 1922 года Луи уже не жил в нем подолгу, но до последнего часа он оставался истинным новоорлеанцем.

Наверное, было бы преувеличением утверждать, что столь важной чертой артистической натуры, как экс­прессивность, Армстронг целиком обязан лишь Новому Орлеану. Человеческая личность слишком сложна, что­бы ее формирование можно было объяснить влиянием какого-то одного фактора. Ясно одно: судьба уберегла его от пресса викторианской морали, так помешавшего твор­ческому развитию многих его современников-джазме­нов, таких, например, как Томас «Фэтс» Уоллер и «Бикс» Бейдербек. Это сыграло решающую роль во всем даль­нейшем развитии Армстронга как музыканта. Напом­ним, что Уоллер вырос в крайне религиозной семье, а Бейдербек воспитывался в доме, где кружевные зана­вески как бы символизировали претенциозность со­стоятельной семьи, принадлежавшей к классу средней буржуазии. Оба были одаренными людьми, быть может не менее одаренными, чем Армстронг, но каждый из них постоянно находился во внутреннем разладе с са­мим собой, в конфликте с собственной натурой. Такая раздвоенность не могла пройти бесследно. Оба спились и рано умерли, и их музыкальный талант полностью так и не раскрылся.

Что же касается Армстронга, то как личность он формировался совершенно в иных условиях. Ему не на­до было ни скрывать, ни подавлять свои чувства и по­рывы, не надо было постоянно оправдываться за них перед самим собой и другими. Если бы он, как Бейдер­бек, рос в Давенпорте, штат Айова, или, как Уоллер, в Нью-Йорке, ему, наверное, внушили бы, что есть чув­ства хорошие и плохие, что не о каждом из них можно говорить вслух. Но в Новом Орлеане викторианская юб­ка была сшита из прозрачного газа, и никому не прихо­дило в голову морализировать по этому поводу.

Ну и, наконец, здесь была музыка! Самая разнооб­разная и в изобилии. Армстронг слушал ее с утра до ве­чера, и она стала для него таким же естественным сред­ством общения, как живая речь.

1 Armstrong L. Swing That Music. New York, 1936; Satchmo. My Life in New Orleans. Englewood Cliffs, 1955.
2 Hair W. I. Carnival of Fury. Baton Rouge, 1976, p. 69
3 Foster P. Pops Foster. 1971, p. 13
4 Hair W. I. Op. cit.
5 Изысканная кухня (франц.)
6 Williams M. Jazz Masters of New Orleans. New York, 1979, p. 2
7 Kmen H. The Music of New Orleans. Baton Rouge, 1966
8 Shapiro N., Hentoff N. Hear Me Talkin’ to Ya. New York, 1966, p. 3
9 Жаркое на вертеле типа шашлыка. – Прим. перев.
10 Foster P. Pops Foster, p. 15, 16

Back to Top